С каждым годом выбор косметических средств становится все шире и богаче. Иногда создается впечатление, что уже практически любую дерматологическую проблему можно решить с помощью лечебной косметики. Однако, как показывает практика, количество проблем не уменьшается. Когда мы выбираем среди огромного ассортимента косметическое средство, то, если и читаем на упаковке перечень ингредиентов, ограничиваемся лишь активными веществами вроде бисаболола, витаминов, аминокислот и т.д. На менее знакомые, часто довольно длинные, названия химических веществ мы, как правило, не обращаем внимания, считая их просто вспомогательными компонентами. Однако зачастую именно в них кроются причины многих проблем! Ни для кого не секрет, что, как и лекарства, косметические препараты могут иметь побочные эффекты. От легкого локального покраснения кожи до развития злокачественных новообразований! Существует, например, статистика, согласно которой 41% всех побочных эффектов от применения косметических средств (в том числе по уходу за волосами) за период период с 2004 по 2017 гг были так или иначе связаны с развитием онкологических заболеваний, а это 4427 случаев в год. Среди опухолей доминировали рак яичников и мезотелиома, рак кожи и молочных желез. Эти данные, к сожалению, не стали достоянием широкой публики.

На внешнем жестком диске моего компьютера хранится порядка двухсот удививших меня фильмов. Изредка под настроение я их пересматриваю. На прошлой неделе выбор пал на французский фильм «Красная спина».

Сюжет этой авангардной работы строится на поиске кинорежиссером будущего фильма некоего живописного полотна, наиболее точно подходящего под определение «монстр». Разобраться в живописи и в решении этой непростой задачи ему помогает чудаковатая искусствовед Селия, бесподобно сыгранная Жанной Балибар. Предлагая взглянуть на традиционные вещи под новым углом, на роль «монстра» она предлагает совершенно не связанные с  обычным представлением о чудовище картины. Например,  изображение двух сестер-близнецов, похожих, по ее мнению, на японских призраков, или «Портрет молодого человека и девушки» Ренуара. В безобидном молодом человеке она видит дьявола, готового растерзать девушку.

Похоже, что первая половина XIX века в Лондоне была не самым лучшим временем для обучения медицине. Согласно заметкам современников, в то время в Лондоне было всего три стоящие больничные медицинские школы и много маленьких школ. С доступностью клинического материала также возникали проблемы: пациенты изыскивались из низших слоёв общества, а анатомический материал поставлялся похитителями трупов. Лицензии для открытия школы не требовалось, а вот законного способа получить труп для изучения не было. И если прежде значительной частью анатомического материала были тела казнённых преступников, то после отмены «Кровавого кодекса» их стало значительно меньше. Сами же студенты-медики становились отражением этой обстановки и были неряшливыми, циничными и сквернословящими. В таких условиях ещё более прежнего становился привлекательным Париж с его богатыми клиническими школами, не испытывавшими подобных проблем. Волею случая студенту Эразмусу Уилсону посчастливилось оказаться в Париже, где он мог удовлетворить свою тягу к медицинским знаниям, которых не доставало в Лондоне. Он был столь старательным и прилежным студентом, что французские сокурсники дали ему прозвище «зубрила».

Призрачная венерологическая нить связывает Россию и норвежский город Ставангер. В 1709 году к его берегам причалил российский военный корабль. Он был не только олицетворением мощи нашего флота, но и привез в эту северную страну новый вирулентный микроб.

По утверждению историков, беспорядочные связи распутных русских моряков привели к началу эпидемии новой венерической болезни именуемой «radesyken». Она бушевала более 150 лет и была настоящей трагедией для всей Норвегии.  Эта «злая болезнь», по всей вероятности, была ничем иным, как злокачественным сифилисом с клиническими признаками невенерических трепонематозов. Ее проявления описаны со всей тщательностью: язвы кожи и слизистых, поражение носоглотки, перфорация мягкого и твердого неба, вегетации в области половых органов и перианально, боли и отек суставов. Нередко регистрировались семейные случаи заболевания с половым и бытовым путем передачи инфекции.

История развития европейской дерматовенерологии XIX века имеет множество примеров, когда в стремлении добраться до сути болезни, врачами проводились предосудительные, имеющие мало общего с этикой и деонтологией эксперименты. На этом фоне выделяются врачи, чья исследовательская деятельность основывалась на клиническом наблюдении и личном опыте. Одним из таких врачей был англичанин Джонатан Гетчинсон, родившийся в строгой религиозной в семье и решивший в 17-летнем возрасте стать миссионером. Если бы этому желанию было суждено сбыться, то, вероятно, многочисленные клинические наблюдения и публикации были бы сделаны существенно позже и уже другими специалистами. Но столичная практика и обилие клинической работы в бедных слоях общества стали достойной заменой миссионерству и сделали его одним из величайших клиницистов. Он работал в больнице Мурфилдс и лондонской офтальмологической больнице офтальмологом, в больнице грудных болезней Сити - терапевтом, в больнице св.Варфоломея и Лондонской больнице - хирургом, в больнице Лок - венерологом и в больнице кожных болезней Блэкфрайерс - дерматологом. 

Несмотря на тенденцию к специализации в медицине, которая была инициирована и, безусловно, поддерживалась верой в то, что человеческий разум не способен действительно научиться более чем в одной отрасли науки, Гетчинсон доказал, что совершенно не обязательно посвящать себя одной специальности. Он был, выражаясь современными терминами, хирургом, офтальмологом и дерматовенерологом. Один из коллег писал о нём: «Я не верю в отдельных специалистов, но я верю в Гетчинсона, т.к. он специалист во всём». Его способность к клиническим наблюдениям и стремление обнародовать эти наблюдения в медицинских журналах стали причиной того, что первенство в описании многих болезней принадлежит именно ему. Но так как перечисление всех эпонимов, приписываемых Гетчинсону, и обзор 1200 его печатных работ может нагнать энциклопедическую тоску, то обратимся к более занятным страницам истории. Клинические наблюдения Гетчинсона парадоксальным образом как служили во благо, так и вносили путаницу, что можно увидеть на примере сифилиса и лепры.

По статистике использование солнцезащитных средств растет с каждым годом. Но это не приводит к пропорциональному снижению заболеваемости злокачественными новообразованиями кожи. О некоторых причинах я говорила в предыдущем материале моего блога. Безусловно, имеет также значение и нарушение технологии использования этих средств, а также их состав. Поэтому к выбору солнцезащитных кремов следует подходить с определенной долей ответственности. К сожалению, некоторые составляющие этих кремов могут быть небезобидны не только для здоровья человека, но и для окружающей среды. В частности, для водной поверхности Земли и ее обитателей, о чем мне и хотелось бы написать. Среди наиболее вредоносных ингредиентов следует выделить оксибензон (на этикетках косметических средств он часто обозначается как бензофенон-3) октил метоксициннамат (обозначаемый на этикетках как этилгексил метоксициннамат), а также октиноксат.

В большинстве случаев, применяя то или иное смягчающее или увлажняющее средство или назначая его своим пациентам, мы в первую очередь руководствуемся его действенностью в плане устранения сухости кожи, уменьшением ее шелушения и воспаления, а также профилактики этих явлений. Информационный материал, предоставляемый фирмами-производителями, и периодически появляющимися в печати научными статьями, как правило, посвящается эффективности и безопасности этих средств при дерматитах различного генеза на момент использования. Однако данных об отдаленных результатах воздействия этих косметических средств, в особенности на кожу, подвергающуюся частому и/или длительному воздействию солнечных лучей, в настоящее время нет.

Во второй половине XIX века в медицинском мире развернулась настоящая «охота за микробами». Многие исследователи стремились найти в инфекционном агенте разгадку болезней, тысячелетиями поражавших людей. Наибольший интерес вызывали смертоносные болезни - чума, сибирская язва, туберкулёз и др. Но часть исследователей обращали свои взоры на болезни, которые не были столь смертоносными, но значительно влияли, как это сейчас принято называть, на качество жизни. Одной из таких болезней известных с библейских времён была лепра или, как её иногда называли, “ленивая” или “медленная смерть”. Считалось, что причина болезни кроется в комбинации наследственности и факторов окружающей среды, но это было поставлено под сомнение норвежцем Герхардом Хансеном. Парадоксально, что открытие возбудителя лепры произошло раньше, чем, например, более смертоносных чумы и туберкулёза.

После окончания учёбы Герхард Хансен работал врачом в отдалённых уголках Норвегии, а в 1868г. начал работать в больницах для прокажённых в Бергене вместе со своим учителем и будущим тестем, Даниелем Корнелиусом Даниельссеном. И Даниельссен, и Хансен путешествовали, чтобы облегчить жизнь больных, которые часто были изолированы в отдаленных фермах, где не было постоянного врача. Хансен писал, что никогда раньше он не видел столько страданий в одном месте. Он быстро пришёл ко мнению, что лепра должна иметь специфическую причину, не связанную с наследственностью. Это было смелое предположение в то время, когда концепция заражения была ещё плохо изучена, и ещё никто не доказал, что бактерии могут вызывать заболевания людей. 

Будучи студентом 3-го курса, я начал свою карьеру среднего медработника в отделении химиотерапии Красноярского онкодиспансера. Трудоустройство пролоббировал мой близкий друг Игорь. Он работал там уже несколько месяцев, был на хорошем счету, а меня заверил в том, что более спокойной работы в диспансере не найти. Это же не хирургия. К тому же, утренняя каша в больничной столовой с успехом покрывала энергозатраты, связанные с учебой. Лечебный процесс в отделении был четким и адресным. Опухоли – циклофосфан, доксорубицин; лейкопения – метилурацил, пентоксил; тошнота, рвота – церукал; выпадение волос – время.

Конечно, анагеновая алопеция, возникающая вследствие повреждения волосяного фолликула противоопухолевым препаратом, не является угрожающим жизни состоянием. В большинстве случаев рост волос возобновляется в течение нескольких недель. Но мне всегда было непросто наблюдать за стремительно лысеющими пациентами. Трудно представить, какой психологической травмой была развивающаяся алопеция для самих больных.

Несмотря на то, что миноксидил применяется в трихологии уже более 30 лет, интерес исследователей к нему не уменьшается. Многие аспекты влияния миноксидила на волосяной фолликул уже удалось выяснить, но до конца точный механизм действия пока не расшифрован. Известно, что миноксидил стимуляторует эпителиальные клетки волосяного фолликула, способствуя увеличению его размеров, укорочению фазы телогена, ускорению начала и пролонгации фазы анагена. Сообщалось о его способности усиливать микроциркуляцию в зоне волосяного фолликула благодаря расслаблению гладкомышечных волокон кровеносных сосудов. Кроме того, миноксидил стимулирует ряд факторов роста, значительно повышает активность 17-бета-гидроксистероид дегидрогеназы, которая метаболизирует тестостерон в его более слабые метаболиты. В 2004 году J.H. Han с соавторами показали, что миноксидил действует также через активацию ряда протеинов, в частности, Erk и Akt, защищающих клетки волосяного сосочка от преждевременной гибели. Однако, полной картины влияния миноксидила на волосы пока воссоздать не удалось.