Выделение дерматовенерологии в отдельную специальность произошло в Европе в XIX веке. На протяжении длительного времени в разных странах дерматовенерологи доказывали медицинскому миру необходимость выделения отдельной специальности, а между собой вели борьбу за единственно верный взгляд на этиологию, патогенез и классификацию болезней. Во Франции, Австрии и Великобритании ведущими дерматовенерологическими центрами были столичные больницы, а вот в немецких землях такой закономерности не прослеживалось. Ведущим центром по изучению и лечению кожных болезней был ныне польский Вроцлав. А что же не так было с дерматовенерологией в прославленной берлинской университетской клинике Шарите?

Берлин был первым городом Германии, где была основана отдельная клиника для больных сифилисом. И хотя длительное время отделение сифилитических болезней фактически находилось в структуре терапевтической клиники, в ведении которой также находились чесоточные болезни и душевные расстройства, это явление не сильно отличалось от подчиненного положения дерматовенерологии в больницах других стран. Начало было многообещающим - возглавивший клинику Карл Клуге в первую очередь исправил ситуацию с размещением пациентов. На смену почти невентилируемым, большим, перенаселенным палатам пришло новое здание со светлыми комнатами и новыми кроватями. Предпринимались и попытки систематического чтения лекций.

Но после смерти Клуге начался период, когда заведующие либо не были заинтересованы в развитии клиники, либо их заведование было кратковременным: Йозеф Шмидт занимался исключительно вопросами материнства, Герман Квинке был временным руководителем, Карл Зимон ушёл в отставку из-за прогрессирующего паралича. Надежда на стабильное развитие появилась при Фридрихе фон Береншпрунге - появились клиника и поликлиника дерматологии берлинского университета, но будучи больным той же болезнью, что и его пациенты, долгосрочного руководства не произошло. После 4 директоров, сменившихся за 44 года, наступил период стабильности, связанный с личностью Георга Рихарда Левина, который руководил клиникой 33 года. 

Георг Левин, уроженец Тюрингии, изучал медицину в Галле и Берлине, затем совершил ряд обычных для того времени дополнительных учебных поездок в Лейпциг, Гейдельберг, Вюрцбург, Париж и Вену. Ничто не предвещало дальнейшей карьеры в дерматовенерологии. Сначала он приобрёл большую клиентуру в качестве терапевта, а его научная деятельность была сначала посвящена судебной медицине, точнее той её части, что касается токсикологии. Его исследования по отравлению фосфором, опубликованные в 1861, стали пропуском в научный мир Берлина.

Хотя складывалось впечатление, что Левин хотел полностью посвятить себя судебной карьере, он обратился к новым направлениям медицины. В ларингологии он создал лампу с системой линз, которая делала изображения ярче. Его коллега в своём справочнике по ларингологии и ринологии написал: «Рука Левина была источником многочисленных индивидуальных наблюдений, которые считаются самыми ранними и самыми точными. Много лет спустя они были заново открыты. Например, он неоднократно описывает расстройства, вызванные расширением миндалин языка, описывает варикозное расширение вен после фарингита и тому подобное».

Он получил звание профессора ларингологии и планировал создать клинику для лечения заболеваний гортани в 1863г., когда ему поступило предложение стать директором клиники кожных заболеваний и сифилиса в Шарите. Дерматология стала уже 3-ей по счёту специальностью, которой он занимался всю оставшуюся жизнь. Когда Левин принимал клинику, он не скрывал, что был новичком в новой дисциплине, но обещал через несколько лет стать признанным лидером. Отделение представляло ему все возможности для этого - число одних только пациентов для наблюдения достигало 6000 ежегодно.

Спустя 5 лет после назначения Левин опубликовал труд о лечении сифилиса с помощью подкожных инъекций сублимата. С истинно немецкой педантичностью Левин вывел подходящий тип ртутного препарата, его концентрацию, количество разовой дозы, лучшее место для введения, количество инъекций, и определил частоту излечения. Всё это стало результатом клинических экспериментов, ответственность за которые нёс исключительно заведующий. Левин заслуженно гордился тем, что к 1895г. его метод никто не смог усовершенствовать. Кроме того, наблюдение за 80000 пациентами, получавшими лечение по его методу, не показало серьёзного вреда для здоровья из-за ртутного лечения. Этот метод лечения принёс как известность автору, так и крупные финансовые поступления. Слава его была столь велика, что жители Берлина знали, как выглядит его карета, а острословы характеризовали цвет запряжённых лошадей «сублиматносерым».

Его монументальная работа была переведена на разные языки и сделала имя Левина одним из самых уважаемых в медицинском мире. Но девизом Левина было: «Когда я отдыхаю - ржавею». Он работал, не покладая рук в течение 33 лет, в течение которых совершенствовал преподавание специальности и обогащая описание кожных болезней: научные работы Левина были посвящены паразитарному сикозу, аргирозу, болезни Аддисона, акромегалии и склеродермии. Также он продолжал трудится и вне дерматовенерологии, принимая участие в исследованиях чувствительных нервов, паразитологии и болезней лёгких. 

В 1884г. Левин получил звание «тайного советиника». Но само это событие было омрачено политическим подтекстом. Решение разделить дерматовенерологию Шарите на 2 отдельные специальности исходило из правительства. Канцлер Отто фон Бисмарк желал видеть главой дерматологии Эрнста Швеннингера, который был его личным врачом и которому он целиком доверял. Нетрадиционный лечебный стиль Швеннингера, сочетающий лечение природными средствами и силу внушения, не встречал поддержки в научной среде. Медицинский факультет и даже парламент протестовали против такого явного фаворитизма. Рудольф Вирхов в Прусском парламенте громогласно заявлял против этого протекционизма, но решение осталось прежним, пока Швеннингер сам не покинул свой пост в 1902г. после 18 лет борьбы с факультетом. 

Картина жизни Левина была бы неполной без описания его качеств учителя и врача. Быть клиническим учителем в самом лучшем смысле этого было страстным желанием Левина. На протяжении заведования он продолжал думать о том, как сделать лекции ещё более поучительными и яркими. Вкладывая личные средства, он создал крупномасштабную коллекцию изображений, предназначенную исключительно для учебных целей: лекции были понятными, богатыми историческими деталями, ссылками на анатомию и физиологию, важными практическими деталями.

Нередко практикующие врачи составляли большую часть аудитории, а студенты находились в меньшинстве. С другой стороны, Левин в значительной степени обладал качествами настоящего доктора. Он имел дар завоёвывать доверие своих пациентов не только благодаря уверенности в диагнозе и успехе терапии, но и благодаря такту и обходительности. Левин защищал пациентов и от своих интересов, в том смысле, что рядом с больным учёный уступал место практикующему врачу. 

Отражением его научных успехов стали его награды и членства в научных обществах за пределами Пруссии. Больше всего его тронули свидетельства признательности и восхищения, которые были сделаны властями, научными обществами, коллегами и пациентами, приуроченные к его семидесятилетию и пятидесятилетию присуждения докторской степени. 

Его современники вспоминали, что любой, кому посчастливилось приблизиться к нему, находил в нём незабываемый пример высокого уровня профессионализма, добросовестного выполнения своих обязанностей, научных усилий и работы. Эра Левина закончилась принеся славу Берлинским программе обучения и развитию дерматологии.